История с прелюдией

№5(48), май 2009
Николай Ямской
Старую Москву невозможно представить без Покровского бульвара, как экономическую историю России невозможно представить без Оловянишниковых.
Как и Чистопрудный, Покровский бульвар можно, особенно не утруждаясь, осмотреть из окна легендарной «Аннушки». Однако в отличие от своего широко раскинувшегося соседа, он хоть и немного короче, но более чем вдвое узок и скромнее растительностью. Поэтому во время поездки будут видны вроде бы те же перемежаемые кустарником старые липы и тополя, но промелькнут они в трамвайном окне своим высоким, но не очень плотным строем, как вздох.

Удовольствия лучше растягивать.
Эта быстротечность особенно ощутима, если отправляться от Покровки. Потому что, хотя внутренний и внешний бульварные проезды начинаются сразу же от этой улицы, но собственно бульвара между ними нет. Его место сначала занимает приземистый квадрат старинного здания бывшей гостиницы, затем примерно таких же размеров Хохловская площадь. И только потом, в межпроездном пространстве, на своем законном месте возникает зеленая бульварная полоса. Такая несколько затянувшаяся «урбанистическая прелюдия» Покровский, конечно же, укорачивает. Из-за чего во время трамвайной поездки, собственно, и возникает вышеописанное ощущение мимолетности: только-только зашел у Покровских ворот в вагон, как уже весь маршрут и промахнул. Нет, уж лучше пешочком, не торопясь. Тем более, что есть здесь о чем поговорить и на чем глаз остановить…

Долгожитель бульварного порога.
Интересное начинается уже здесь. Взять, к примеру, здание той же бывшей гостиницы, которая как бы запирает вход на бульвар со стороны Покровки. С виду это не очень-то выразительное, в чем-то даже типовое строение. Но в этом «чем-то» и заключена изюминка. Потому что на нашем длинном кольцевом маршруте нечто подобное уже не раз возникало на входе-выходе того или иного бульвара. Ближайший пример: похожее здание на противоположной стороне. Оно тоже перегораживает прямой выход к Покровке, но со стороны Чистопрудного бульвара. А все потому, что оба чудом уцелевших до наших дней дома — реликты. Это остатки целой сети гостиничных зданий, которые возводились по повелению императора Павла I почти у всех бывших ворот Белого города. Стройка развернулась тогда, когда его крепостную стену уже снесли, а прокладку бульварного кольца только-только с Тверского участка начали. Так что неброскому двухэтажному домику на пороге Покровского бульвара более 200 лет. И ничего. Крепко (не сглазить бы!) стоит! Только и утрат за минувшие два века, что угловая, выходящая на внешний бульварный проезд, часть. Почему-то именно на этом месте в 1965 году городским властям срочно потребовалось возвести тоже типовое, но только совсем уж безликое кафе-«стекляшку».



Жанр, похоже, не ведающий кризиса. В самом деле, жизнь в этом архитектурном патриархе всегда била ключом. Может быть, потому что место уж очень бойкое. Вот и сегодня, с какой стороны к дому ни подойди, то магазин модной одежды «Калигула», то меховой магазин «Баркаролла», то мастерская по ремонту электротехники в тихом соседстве с общественной организацией «Рыболов-спортсмен». А уж про общепит и говорить нечего. Если идти по часовой стрелке вокруг здания от бывшей «стекляшки» (ныне она стилизовалась под китайскую пагоду, но почему-то под вывеской Caffe Bean), то можно последовательно утолить жажду в пивбаре «Темное и светлое», заморить червячка чем-нибудь итальянским в пиццерии, и, наконец, добравшись до задворков, плотно засесть в полуподвальном кафе. Вывески над входом нет. На двери ее заменяет маленькое, но игривое объявление, поясняющее, что раньше это заведение называлось «Кризис жанра». Кризис, между тем, не в жанре. А в содержимом кошелька и емкости желудка.

Цыганочка с киновыходом.
Раньше в этом смысле чувство меры больше проявлялось. До революции общепит в доме №14 был представлен одной единственной пивной господина Селиверстова. Однако непритязательная заурядность этого заведения с лихвой перекрывалась соседством с известным тогда на всю Москву кинотеатром «Волшебные грезы». Про оба заведения времен НЭПа желающие могут прочитать в воспоминаниях у В. Катаева, вместе с которым то порознь, то вместе, сюда наведывались Ю. Олеша, И. Ильф и Е. Петров. Пивнушка в ту пору преодолевала свою второсортность, обзаведясь помостом и расположив на нем цыганский хор. А в открытых в 1913 году «Грезах» под фортепьянный аккомпанемент (кинематограф уже был великий, но еще немой), беззвучно стреляли экранные ковбои. С ними мелодраматично контрастировала томно хлопавшая ресницами голливудская дива Мэри Пикфорд. И до коликов в животе потешал публику блистательно трагикомичный Чарли Чаплин. С легкой руки Олеши вся остальная компания будущих литературных классиков обозначала свои эпизодические набеги в оба заведения красивой фразой «экутэ ле богемьен». Что в переводе с ломаного французского должно было означать «слушать цыган и все такое прочее…»

От зари до заката.
Поток последующих исторических событий многое смыл и переиначил. Сомнительное заведение г-на Селиверстова кануло в лету. Вместо него к полувековой годовщине советской власти в торце похожего здания напротив открыли пивной зал, прозванный в народе «автопоилкой». Привычных монументальных теточек, бойко зарабатывающих на «отстое пены», в нем не было, их заменили неподкупными разливочными автоматами. Кинотеатр с богемным названием «Волшебные грезы» в 1936 году переименовали. По сравнению с прежним богемным новое название «Аврора» звучало несколько двусмысленно. Но только для тех, кто еще упорно помнил, что так звали древнегреческую богиню утренней зари. У всех остальных в зубах навяз одноименный революционный крейсер. Им и фильмы в кинотеатре показывали соответствующие. Вплоть до поры, пока не грянула перестройка, время, помнится, исключительно диетическое, но очень с точки зрения смелого искусства востребованное. Поэтому в конце 1980-х годов помещение кинотеатра передали крохотному Театру комедии, который, почти сразу же обзавелся новой вывеской «Театр на Покровке».



В запазухе у «Кабалы святош».
Новый очаг культуры, который по имени своего главного актера и режиссера можно было бы еще назвать «Театр Сергея Арцибашева», на особую художественную глубину не претендовал. И вообще прописался на Покровке ненадолго. Ибо дом, как видим, благодаря своему исключительному местоположению стал предметом живейшего взаимоотношения властей и бизнеса. При столь взаимовыгодных и, стало быть, все сметающих на своем пути
полюбовных отношениях, Мельпомена оказалась третьей лишней, то есть, в некотором роде, разделила судьбу Мольера, главного персонажа булгаковской пьесы «Кабала святош», которая, пожалуй, стала лебединой песней лишенного здесь жилплощади театра. По какому-то, возможно еще не познанному
совпадению, именно в этой пьесе Булгаковым мастерски прописано, кто обычно в подобных исторических ситуациях страдает и раболепствует, а кто лицемерит и карает. Но мы ведь на Покровский приглашаем не спектакль 2000 года обсуждать. Нам бы по бульвару пройтись, да про здешнюю окружающую архитектурную среду больше узнать. Тем более, что хранит она в своих недрах порой такие истории, что ни во всяком театре увидишь...



Лица старой Покровки.
Две подобные истории как раз связаны с соседями бывшей гостиницы. Речь идет о домах, расположенных у нее на флангах, но отделенных, соответственно, внутренним и внешним проездами Покровского бульвара. Угловой и дворовый корпуса домовладения № 2/14, открывающие четный ряд по внешнему проезду, по возрасту приблизительно ровесники гостиницы. А по некоторым данным даже старше. Так или иначе, но самая яркая страница в летописи этого уголка старой Москвы открылась в 1907 году когда участок со всеми строениями приобрела семья Оловянишниковых. В архиве сохранились их семейные фото той поры. Например, снимок три года как овдовевшей и посему принявшей на себя роль главы всего семейного клана Евпраксии Георгиевны Оловянишниковой, сделанный в гостиной собственного дома по соседству (Покровка, 10). С тех же, видимо, стен фотопортреты взрослых, обзаведшихся собственными семьями детей. Из шести сыновей: двое главы преуспевающих московских предприятий, а третий, получивший за границей несколько высших образований, куратор крупных, всероссийского масштаба промышленных объектов в Ярославле. Одна из дочерей серьезно увлекалась поэзией, посещала кружки поэтов-символистов. Вышла замуж за Юриса Балтрушайтиса, русско-литовского поэта круга Брюсова — Бальмонта.

Ударники капиталистического труда.
Кто такие Оловянишниковы, до революции объяснять не требовалось. Ибо трудно тогда было найти в России губернии, а может, города, или села, не купившего колокол с надписью литой вязью по краю юбки: «Сей колокол лит в граде Ярославле на заводе Товарищества П. И. Оловянишникова». Не менее известным был принадлежащий Товариществу крупнейший в стране ярославский свинцово-белильный завод. Еще одно семейное предприятие находилось в Москве, на Зацепе. Это была фабрика с собственной сетью магазинов, на которой выпускали церковную утварь. Сегодня эксперты в музеях и на аукционах, не колеблясь, относят ее изделия к произведениям высокого искусства. Кто же был основателем всего столь успешного, начатого еще в ХVII веке бизнеса? Кто развил его за два столетия так, что в начале 1900-х годов, оно вышло на оборот в 2 миллиона тогдашних полновесно обеспеченных золотом рублей? Оказывается, простой ярославский паренек, мелкий торговец, начавший в 1777 году свое дело с уровня нынешнего палаточника на провинциальном вещевом рынке. Про таких в школьных учебниках времен «Великого перелома» писали: «захребетники» они, де, «на эксплуатации трудящихся масс свое благополучие построили». Но Оловянишников-старший сам был трудягой. Детям и внукам своим эту созидательную страсть передал. А уж они, подхватив дело, такой менеджмент выстроили, что продукция с маркой «Товарищества…» покупателям гарантией качества служила да на международных выставках первые призы брала.



По ком звонили колокола?
Между прочим, в ту пору и на той же Покровке трудно было найти трактир или мелочную лавку, где бы из-за прилавка не выглядывала веселая физиономия ярославца. Очень уж славились выходцы с тех мест своей особой расторопностью, сметливостью, необыкновенными способностями к промышленности и торговле. Оловянишниковы это тоже подтвердили. Потому что вместе со всем остальным русским купечеством стартовали в не больно благоприятные для себя времена. Господа «благородного сословия» смотрели на таких не то чтобы с презрением, но обедать с собою не сажали: вдруг в салфетку сморкнется. Тем не менее, сначала Оловянишников-старший, а затем его потомки весьма убедительно доказали, что могут и речи дельные произносить, и книги умные издавать, и большими способностями к интеллектуальной жизни, науке, искусству располагают. А главное, здорово умеют из различного сырья создавать великолепные вещи. Да хотя бы те же колокола, которые на предприятии Товарищества изготовлялись на основе особого метода построения формы и отливки. Недаром слава про них ходила, что пробуждает их звон живых, призывая к лучшему и чистому от житейской темноты и невзгод. А вот при большевиках этот звон вдруг стал «мешать отдыхать трудящимся». Колокольный завод в Ярославле и фабрику в Москве закрыли. В дом Оловянишниковых въехала какая-то контора ЧК. А самих хозяев, кто не захотел или не сумел уехать за границу, кого расстреляли, кого отправили в тюрьму, лагерь, ссылку.

Зимний в миниатюре.
События не менее знакомые, но еще основательнее погруженные в глубину веков, связаны с другим соседом старинной гостиницы. До сих пор это, расположенное на углу Покровки и внешнего бульварного проезда, строение (д. 22), возведенное в 1760 — начале 1779-х годов, некоторые пожилые москвичи называют «домом-комодом». Оно и впрямь своими затейливыми формами похоже на старинный комод или буфет резного дерева. Более академичны в своих сравнениях специалисты, знающие, что это единственное во всей Москве здание в стиле елизаветинского барокко. Поэтому, глядя на его роскошный бирюзово-белый фасад, они, как правило, поминают Зимний дворец в Петербурге. А в числе возможных проектантов подозревают если не самого Растрелли то, по крайней мере, кого-то из его талантливых учеников. Еще одно название дворца — дом Апраксиных — связано с именами генеральных заказчиков и многолетних владельцев усадьбы. Вот уж кто успевал быть сразу и «слугой царю» и «отцом солдатам»! Служили Апраксины и комнатными стольниками у царя Федора Алексеевича. И в штатных спальниках при Иване V ходили. И генерал-фельдмаршалами становились. И поучаствовав, как граф Ф. Апраксин, мальчишкой в потешных играх царя Петра I, потом в адмиральском звании в битвах, судьбу России решавших, участвовали.

«Мир хижинам — война дворцам!»
Все-таки те, кто на заре советской власти это обещал народу, хотя и своеобразно, хотя с сильным запозданием, но свое слово сдержали. Промакадемию, плоховато себя оправдавшую в качестве «кузницы красных директоров», в конце 1930-х прикрыли. А сохранившийся в довольно хорошем состоянии бывший дворец Апраксиных — Трубецких передали районному дому пионеров. Но, опять-таки, не безраздельно. Потому что, если война с дворцами шла довольно успешно (их, как правило, захватывали совучреждения), то с массовым жильем дело обстояло из рук вон плохо. Основная часть граждан десятилетиями ютилась в перенаселенных дореволюционной постройки «хижинах». Новостроек катастрофически не хватало. Так что, страшно затянувшийся и очень портивший людей квартирный вопрос решали, в основном, уплотнением и подселением, куда только возможно. В конце концов, нашли возможным «разнообразить» коммуналками даже часть помещений дворца на Покровке. Избавились от них здесь только к 1962 году. В связи с чем снова придется помянуть Н. Хрущева. Если бы не инициированное им массовое строительство малогабаритных «хрущоб», коммуналки в уникальных дворянских палатах сохранялись бы еще очень долго. А так на довольно долгий срок арендатором дворца стал НИИ геофизики.



Ученые-геофизики, как выяснилось, оказались не худшими хозяевами! При них, во всяком случае, по всему периметру здания пробурили скважины и закачали под фундамент бетон. Поэтому за осанку красавца-дворца теперь можно быть некоторое время спокойными. В отличие от ставшего, похоже, вечным квартирного вопроса.

Нет! Для занявшего ныне дворцовые покои учреждения — жилищной социальной ипотеки — этот вопрос, похоже, уже успешно решен. Но подобного рода контор у нас и без того тьма. Вот только нормального, доступного для большинства граждан жилья по-прежнему не хватает. И живы еще в Москве коммуналки, о многолетнем опыте проживания в которых, применительно к обитателям некоторых домов на Покровском бульваре, разговор впереди.

На этом нашу несколько затянувшуюся экскурсию на его пороге можно было бы и завершить. Если бы не сенсация, случившаяся близ него в самом начале этого года. Вот с этого-то мы и начнем наше повествование в следующей публикации…

«Узок круг этих людей».
Так потом глубокомысленно охарактеризовал лучших представителей дворянского сословия товарищ Ленин. Да еще и усугубил: «Страшно далеки они от народа!» То, что далеки, в этом вождь мирового пролетариата оказался отчасти прав. Во всяком случае, в вопросах собственности. Потому что от вельмож Апраксиных усадьба перешла не к широким массам обслуживающей их челяди, а представителю столь же известного и не менее древнего дворянского рода — князю Дмитрию Юрьевичу Трубецкому. Это же самое касается и «узости дворянского круга». Правда, в данном случае с существенной оговоркой, что мир вообще-то тесен, ибо князь Д. Трубецкой был прадедом Льва Николаевича Толстого, а заодно состоял в родстве с семейством Пушкиных. Известно, например, что маленького Александра с сестрой Ольгой возили к Трубецким на «уроки танцевания», где они занимались с маленькими княгинями. Так что, оказавшись прозорливым «в ближнем», Ленин по обыкновению промазал «в дальнем». Во всяком случае, в нынешних российских рейтингах «героев на все времена» его фамилию-псевдоним вспоминают не сразу и очень неоднозначно. Зато имена Пушкина и Толстого неизменно в лидерах. Более того, без всяких оговорок из века в век, от поколения к поколению сопровождают жизнь россиян от школьной парты до гробовой доски. Вот вам и ответ на когда-то запальчиво брошенный поэтом Маяковским вопрос: «Кто более матери-истории ценен?»

«Встаньте, дети! Шире круг!».
«Круг», между тем, с течением лет расширялся и терял сословность. В 1848 — 49 годах зиму в «доме-комоде» провел пятнадцатилетний племянник управляющего делами Трубецких. Звали юношу Дмитрий Менделеев. Вот еще одно имя из списка знаменитых россиян, великого ученого, открывшего периодический закон химических элементов.

А между тем в судьбе дворца на Петровке произошел крутой переворот. В 1859 году в нем обосновалась Четвертая гимназия. И снова, говоря об итогах ее полувекового существования и выпускниках, придется перечислять имена, составившие цвет отечественной культуры. Вот лишь некоторые из них: основатель Художественного театра К. Станиславский; директор этого театра, меценат и фабрикант С. Морозов; филолог А. Шахматов; философ В. Соловьев; писатели Н. Евреинов и А. Ремизов. Оба последних, правда, после революции предпочли эмигрировать. Зато недолго проучившийся в гимназии Миша Шолохов остался. И тоже быстро вырос в классика, но уже нового, особого вида литературы — социалистического.

Герои среднего звена.
После октября 1917 года гимназии позакрывали. В самом красивом здании на Покровке открыли обычную среднюю школу. Но ненадолго. Потому что, как ни сулила советская власть отдать все лучшее детям, распоряжались всем, в том числе их будущим, большие руководящие дяди. По их указанию в бывший дворец вселилось весьма своеобразное заведение — Промышленная академия. Ее задачей было готовить руководителей производства нового, социалистического типа. Ибо, куда деваться, промышленный менеджмент по-прежнему держался на старых, еще «буржуазной выделки» и гимназической выучки кадрах. Этих недобитых в горячке первых революционных лет «спецов» большевистские вожди терпели, но не доверяли. Поэтому в Промакадемию посылали ударно себя зарекомендовавших рабочих-стахановцев в лице самого А. Стаханова и его прославленных в газетах последователей, вроде Н. Изотова, А. Бусыгина и им подобных. Особую статью составляли слушатели из числа командиров производства невысокого уровня и среднего партийного звена. Типичным представителем последних, например, являлся 29-летний Никита Хрущов (он тогда через «о» писался). Направленный в 1929 году на учебу из киевского окружкома партии, он, по причине крайне низкой грамотности, собеседование не прошел. Но обратился к знавшему его лично влиятельному члену Политбюро Кагановичу. Тот, будучи в середине 1920-х Генеральным секретарем ЦК ВКП(б) Украины, молодому Никите Сергеевичу один раз уже посодействовал и перетащил из провинциального окружкома в центральный аппарат. Выручил и во второй раз. По звонку Когановича Хрущева все-таки приняли. Да и почему бы не принять? Недолго порубав в юности уголек в шахте, тот весьма прочно обосновался в руководителях среднего партзвена. Образование в академии тоже было весьма средненьким, т. е. где-то между общеобразовательной школой и проф-техникумом. Слушательница химического отделения Надежда Аллилуева, например, дабы приобрести более серьезные знания, параллельно училась в Менделеевском институте на факультете химического волокна. Впрочем, это был особый случай, ведь она была супругой самого товарища Сталина.



Слушатель Хрущев и на профтехникум не тянул. Но счастливый случай, в лице ставшего первым секретарем МГК (ВКП(б) Кагановича, его тоже не оставлял. По прямому указанию главного начальника Москвы, рядовой слабоуспевающий слушатель уже через несколько месяцев возглавил в Промакадемии парторганизацию. В 1934 году Никита Хрущев (отныне через «ё») сменил на посту самого Кагановича. Правда, два десятилетия спустя, уже став первым лицом государства, Хрущев оказался почти единственным человеком из старого Политбюро, кто, схватившись за голову, после страшной сталинской зимы одарил народ недолгой оттепелью. Образование, впрочем, его и тогда не обременяло. В отличие от помощников, которые, как-то получив от своего шефа очередную государственную бумагу, не знали, куда ее спрятать. Написанная его рукой резолюция гласила: «Азнакомица!»

The Directory
N.ONE CORPORATION
7 октября в ОАЭ пройдёт церемония награждения лауреатов N.ONE CORPORATION
День MEN’STORY
10 сентября состоится Первый! Мужской! Концептуальный! День MEN’STORY
24 апреля Vegas City Hall: московский гала-концерт «Eurovision-2019» соберет рекордное количество участников за всю историю российских pre-party
24 апреля в Москве, в концертном зале VEGAS CITY HALL, пройдёт традиционная российская pre-party и большой гала-концерт самого популярного международного песенного конкурса Евровидение. Девятая по счету московская вечеринка станет самой масштабной за всю историю российских pre-party и побьет сразу несколько своих собственных рекордов.
Владимир Яременко
«Мне всегда была интересна профессия массажиста»
16 февраля - Крокус Сити Холл
Мы приглашаем Вас на грандиозный праздник Музыки и Любви в день Святого Валентина. Это событие в Крокус Сити Холл — прекрасный повод сделать своей любимой девушке незабываемый подарок: удивительное представление.
Любовь Курьянова – журналистка из будущего
«Здравствуйте! В эфире робот Кейт. В этом часе…» Думаете, эта фраза из фильма будущего. Нет! Это реальность, которая ждет журналистику через 10-20 лет. Найдется ли место людям в новых медиа? Как будут выглядеть редакции будущего? Расскажет главный редактор телерадиокомпании «Русский мир» Любовь Курьянова.
Вий
Александр Скрип и Кира Шайн переиграли «Вий» в стиле Хэллоуин
Мария Алира Фатеева, продюсер и PR-директор
2 октября в баре Perepel свой день рождения отпраздновала Мария Алира Фатеева, продюсер и PR-директор.
Александр Осипов
Один из наиболее ярких дизайнеров современности, предлагающий абсолютно новое направление оформления интерьеров.
Мария Геворгян – актриса, оперная певица
Мария Геворгян – актриса, оперная певица, обладательница лирического сопрано, лауреат международных и всероссийских конкурсов.
©2018 Радиус Города